Четвертая промышленная революция для самых умных на мировых рынках еще несколько лет назад превратилась в настоящую религию. Летом 2017 года на Петербургском международном экономическом форуме тема индустрии 4.0 была просто центральной, и постановка вопроса о том, что Россия будет делать в складывающейся «предреволюционной» ситуации, была для российских властей очень жесткой — и хорошо осознаваемой в этом качестве.
Напомним, сама по себе industrie 4.0 — подпрограмма национальной стратегии развития hi-tech индустрии Германии, разрабатываемой с 2011 года, она предполагает инвестиции (в том числе государственные) в течение 10–15 лет в размере до €40 млрд в промышленные технологии, связанные, с одной стороны, со стандартизацией IT-инфраструктуры, используемой в промышленности, с другой — с интернетом вещей (IoT) в этой сфере, с третьей — с перестройкой системы управления в компаниях, активно реализующих эти новые технологии. Аналогичные, хотя и другие по форме, решения есть в Италии, в США консорциум «промышленного интернета» работает с 2012–2013 годов, без объявления «революции» к происходящему готовятся Китай, Южная Корея, Малайзия и Великобритания.
Несмотря на то что на открытые и прямые инвестиции в подготовку к четвертой промышленной революции, в сущности, пошли только в Германии и Франции, скрытая гонка в этой сфере по понятным причинам (с XX века всякая продвинутая промышленная технология рассматривается военными как стратегическая, даже если у нее нет большого военного измерения) велась всеми. Позиции России в этой сфере были совершенно неочевидны. С одной стороны, всегда можно подозревать систему «Росатома» (с середины 2000-х одного из инновационных центров российской экономики) в том, что там тайно готовят решения для четвертой промышленной. С другой стороны, индустрия 4.0 по крайней мере в описаниях теоретиков — процесс, который нельзя свести к разработке и имплементации соответствующих технологий, будь то IT, робототехника, искусственный интеллект, IoT. Главная «близкая по времени» идея четвертой промышленной (есть совершенно фантастические «дальние» предположения, но о них не имеет смысла сейчас говорить) в том, что она потребует новой децентрализованной схемы управления промышленными цепочками, другого процесса R&D и вообще слома нынешней модели промышленного производства. Импортировать технологии этого класса, исходя из их описания, бессмысленно: они не работают без соответствующей «экосистемы» некрупного R&D-бизнеса и соответствующей управленческой модели.
Для РФ, экономики с огромнейшими проблемами с управленческими моделями, это особый риск — добавьте к этому проблемы с инвестициями (в том числе из-за санкций) и слабый финрынок, и вы поймете, какие риски в 2017 году обсуждались для России — к четвертой промышленной можно было банально не успеть, и в связи с этим констатировалась возможность окончательно утвердить себя как низкотехнологичный сырьевой регион, причем с низким уровнем рентабельности бизнеса.
И именно в 2018 году разговоры о том, готова ли Россия к индустрии 4.0 (в частности, что в России происходит с будущими сетями 5G — инфраструктуры IoT, без которой все это просто «не летает»: у потенциальных партнеров возникало стойкое ощущение, что 5G в России будет развиваться лишь в двух крупнейших мегаполисах, где промышленности не так много), внезапно прекратились. Впрочем, они поутихли и в мире – и, что важно, в отличие от 2014–2017 годов капитализация таких компаний, как GE, SAP, Intel, все меньше зависела от перспектив технологий четвертой промышленной и все больше — от текущих, «старых» технологий. По существу, из гигантов лишь Nvidia, далеко ушедшая в технологии искусственного интеллекта, активно капитализовывала будущую «революцию». Даже о 5G в России мало кто спрашивает, хотя, казалось бы, проблемы Huawei, главного партнера России в этой сфере, с властями США должны были прямо отражаться на этих дискуссиях.
Что произошло? Пока неизвестно. Компания Gartner, в декабре 2018 года выпустившая отчет о технологических перспективах, достаточно незаметно отодвигает время «зрелости» большинства технологий четвертой промышленной революции на период после 2025 года и ближе к 2035-му — году, в котором, как громко объявлялось еще пять лет назад, все уже случится и индустрия 4.0 будет уже устаревать. Возможно, гонка государственного стимулирования последних лет в боязни отстать оказала на эту сферу негативное влияние. Возможно, будущий взлет привлек слишком много необоснованного энтузиазма. Возможно, напротив, начавшаяся промышленная революция дает слишком много ошеломляющих промежуточных результатов — и пока компании стремятся без шума реализовать как можно больше заделов на будущее. В 2019 году станет ясно, возобновится «предреволюционная» ситуация или нет — от этого зависит в экономике России по-прежнему очень многое.
Дмитрий Бутрин